|
Булату Окуджавѣ.
Нѣжная Правда въ красивыхъ одеждахъ ходила,
Принарядившись для сирыхъ, блаженныхъ, калѣкъ.
Грубая Ложь эту Правду къ себѣ заманила —
Молъ, оставайся-ка ты у меня на ночлегъ.
И легковѣрная Правда спокойно уснула,
Слюни пустила и разулыбалась во снѣ.
Хитрая Ложь на себя одѣяло стянула,
Въ Правду впилась и осталась довольна вполнѣ.
И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью, —
Баба какъ баба, и что ея ради радѣть?
Разницы нѣтъ никакой между Правдой и Ложью,
Если, конечно, и ту и другую раздѣть.
Выплела ловко изъ косъ золотистыя ленты
И прихватила одежды, примѣривъ на глазъ.
Деньги взяла, и часы, и еще документы,
Сплюнула, грязно ругнулась и вонъ подалась.
Только къ утру обнаружила Правда пропажу
И подивилась, себя оглядѣвъ съ головой:
Кто-то уже, раздобывъ гдѣ-то черную сажу,
Вымазалъ чистую Правду, а такъ — ничего.
Правда смѣялась, когда въ нее камни бросали:
«Ложь это все, и на Лжи одѣянье мое!..»
Двое блаженныхъ калѣкъ протоколъ составляли
И обзывали дурными словами ее.
Стервой ругали ее, и похуже, чѣмъ стервой,
Мазали глиной, спустили двороваго пса...
«Духу чтобъ не было, — на километръ сто первый
Выселить, выслать за двадцать четыре часа!»
Тотъ протоколъ заключался обидной тирадой,
Въ коей взвалили на Правду чужія дѣла, —
Дескать, какая-то мразь называется Правдой,
Ну а сама пропилась, проспалась догола.
Впрочемъ, легко уживаться съ завѣдомой Ложью,
Правда колола глаза и намаялись съ ней.
Бродитъ теперь, неподкупная, по бездорожью,
Изъ-за своей наготы избѣгая людей.
Нѣкто, бываетъ, какъ будто за Правду воюетъ,
Только вотъ правды въ сужденьяхъ его — ни на грошъ:
Чистая Правда, молъ, нѣкогда восторжествуетъ,
Сдѣлавъ для этого то же, что явная Ложь.
Такъ что, друзья, у чужихъ оставаться не надо,
Вѣдь неизвѣстно, къ кому на ночлегъ попадешь.
Могутъ раздѣть — увѣряю васъ, что это правда!
Глядь, а штаны твои носитъ коварная Ложь.
Глядь, на часы твои смотритъ коварная Ложь.
Глядь, а конемъ твоимъ правитъ коварная Ложь.
1977 г.
|