|
Средь оплывшихъ свѣчей и вечернихъ молитвъ,
Средь военныхъ трофеевъ и мирныхъ костровъ
Жили книжныя дѣти и жаждали битвъ,
Изнывая отъ мелкихъ своихъ катастрофъ.
Дѣтямъ вѣчно досаденъ
Ихъ возрастъ и бытъ —
И дрались мы до ссадинъ,
До смертныхъ обидъ.
Но одежды латали
Намъ матери въ срокъ,
Мы же книги глотали,
Пьянѣя отъ строкъ.
Липли волосы намъ на вспотѣвшіе лбы,
И сосало подъ ложечкой сладко отъ фразъ,
И кружилъ наши головы запахъ борьбы,
Со страницъ пожелтѣвшихъ слетая на насъ.
И пытались постичь
Мы, не знавшіе войнъ,
За воинственный кличъ
Принимавшіе вой, —
Тайну слова «приказъ»,
Назначенье границъ,
Смыслъ атаки и лязгъ
Боевыхъ колесницъ.
Изъ кипящихъ котловъ прежнихъ боенъ и смутъ
Получали мы пищу для душъ и умовъ.
Мы на роли предателей, трусовъ, іудъ
Въ дѣтскихъ играхъ своихъ назначали враговъ.
И ѕлодѣя слѣдамъ
Не давали остыть,
И прекраснѣйшихъ дамъ
Обѣщали любить;
И, друзей успокоивъ
И ближнихъ любя,
Мы на роли героевъ
Вводили себя.
Только въ грезы нельзя насовсѣмъ убѣжать:
Краткій вѣкъ у забавъ — столько боли вокругъ!
Постарайся ладони у мертвыхъ разжать
И оружье принять изъ натруженныхъ рукъ.
Испытай, завладѣвъ
Еще теплымъ мечемъ
И доспѣхи надѣвъ, —
Что́ почемъ, что́ почемъ!
Разберись, кто ты — трусъ
Иль избранникъ судьбы,
По душѣ ль тебѣ вкусъ
Настоящей борьбы.
И когда рядомъ рухнетъ израненный другъ
И надъ первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты безъ кожи останешься вдругъ
Отъ того, что убили его — не тебя, —
Ты поймешь, что узналъ,
Отличилъ, отыскалъ
По оскалу забралъ —
Это смерти оскалъ! —
Ложь и ѕло, — погляди,
Какъ ихъ лица грубы,
И всегда позади —
Воронье и гробы!
Если, путь прорубая отцовскимъ мечемъ,
Ты соленыя слезы на усъ намоталъ,
Если въ жаркомъ бою испыталъ что́ почемъ, —
Значитъ, нужныя книги ты въ дѣтствѣ читалъ!
Если жъ ты ни гроша
Бѣдняку не подалъ,
Если, руки сложа,
Свысока наблюдалъ
И въ борьбу не вступилъ
Съ подлецомъ, съ палачемъ, —
Значитъ, въ жизни ты былъ
Ни при чемъ, ни при чемъ!
1975 г.
|