|
Смѣюсь навзрыдъ, какъ у кривыхъ зеркалъ,
Меня, должно быть, ловко разыграли:
Крючки носовъ и до ушей оскалъ —
Какъ на Венеціанскомъ карнавалѣ!
Вокругъ меня смыкается кольцо,
Меня хватаютъ, вовлекаютъ въ пляску.
Такъ-такъ, мое нормальное лицо
Всѣ, вѣроятно, приняли за маску.
Всѣ въ маскахъ, въ парикахъ — всѣ какъ одинъ,
Кто — сказоченъ, а кто — литтературенъ...
Сосѣдъ мой слѣва — грустный арлекинъ,
Другой — палачъ, а каждый третій — дурень.
Я въ хороводъ вступаю, хохоча,
Но все-таки мнѣ не спокойно съ ними:
А вдругъ кому-то маска палача
Понравится — и онъ ее не сниметъ?
Вдругъ арлекинъ навѣки загруститъ,
Любуясь самъ своимъ лицомъ печальнымъ;
Что́, если дурень свой дурацкій видъ
Такъ и забудетъ на лицѣ нормальномъ?!
Что дѣлать мнѣ — бѣжать, да поскорѣй?
А можетъ, дальше съ ними веселиться?..
Надѣюсь я — подъ масками ѕвѣрей
У многихъ человѣческія лица.
Петарды, конфетти... Но все не такъ!
И маски на меня глядятъ съ укоромъ,
Они кричатъ, что я опять — не въ тактъ,
Что наступаю на ноги партнерамъ.
Смѣются ѕлыя маски надо мной,
Веселыя — тѣ начинаютъ ѕлиться.
За масками, какъ будто за стѣной,
Они свои людскія прячутъ лица.
За музами гоняюсь по пятамъ,
Но ни одну не попрошу открыться:
Вдругъ маски будутъ сброшены, а тамъ —
Все тѣ же полумаски-полулица?
Я въ тайну масокъ все-таки проникъ,
Увѣренъ я, что мой анализъ точенъ,
Что маски равнодушья у иныхъ —
Защита отъ заслуженныхъ пощечинъ.
Но если былъ безъ маски подлецомъ —
Носи ее. А вы... у васъ все ясно!
Зачѣмъ скрываться подъ чужимъ лицомъ,
Когда свое воистину прекрасно?
Какъ добраго лица не прозѣвать,
Какъ честныхъ угадать навѣрняка мнѣ?
Они рѣшили маски надѣвать,
Чтобъ въ нихъ бросать не стали люди камни.
Они рѣшили маски надѣвать,
Чтобъ въ нихъ бросать не стали люди камни.
1971 г.
|