Вотъ главный входъ, но только вотъ
Упрашивать — не будетъ толку.
Вхожу я черезъ черный ходъ,
А выходить стараюсь въ окна.

Не вгоняю я въ гробъ никого,
Но вчера меня, тепленькаго, —
Хоть бывалъ много хуже я, —
Оскорбили до ужаса.

И, плюнувъ въ пьяное мурло
И обвязавъ лицо портьерой,
Я вышелъ прямо сквозь стекло
Въ объятья къ милиціонеру.

И меня — окровавленнаго,
Всенародно прославленнаго,
Прямъ какъ былъ я въ амбиціи,
Довели до милиціи.

И, кулаками покаравъ
И попинавъ меня ногами,
Мнѣ присудили крупный штрафъ
За то, что я нахулиганилъ.

А потомъ — перевязанному,
Несправедливо наказанному —
Сердобольные мальчики
Дали спать на диванчикѣ.

Проснулся я — еще темно,
Успѣлъ поспать и отдохнуть я.
Я всталъ и, какъ всегда, — въ окно,
А на окнѣ — стальные прутья.

И меня — патентованнаго,
Ко всему подготовленнаго —
Эти прутья печальные
Ввергли въ бездну отчаянья.

А рано утромъ — вѣрь не вѣрь —
Я всталъ, отъ слабости шатаясь, —
И вышелъ въ дверь. Я вышелъ въ дверь!..
Съ тѣхъ поръ въ себѣ я сомнѣваюсь.

Въ мірѣ — тишь и безвѣтріе,
Чистота и сѵмметрія.
На душѣ моей — тягостно,
И живу я безрадостно.