ИСТОРІЯ БОЛѢЗНИ.
I. Ошибка вышла.
|
Я былъ и слабъ, и уязвимъ,
Дрожалъ всѣмъ существомъ своимъ,
Кровоточилъ своимъ больнымъ,
Истерзаннымъ нутромъ.
И, словно въ пошломъ попурри,
Огромный лобъ возникъ въ двери
И озарился изнутри
Здоровымъ недобромъ.
Но властно дернулась рука:
«Лежать лицомъ къ стѣнѣ!» —
И вотъ мнѣ стали мять бока
На липкомъ топчанѣ.
А самый главный сѣлъ за столъ,
Вздохнулъ осатанѣло
И что-то на меня завелъ
Похожее на «дѣло».
Вотъ въ пальцахъ цѣпкихъ и худыхъ
Смѣшно задергался кадыкъ,
Нажали въ пахъ, потомъ — подъ дыхъ,
На печень-бѣдолагу.
Когда давили подъ ребро —
Какъ екало мое нутро!
И кровью харкало перо
Въ невинную бумагу.
Въ полубреду, въ полупылу
Раздѣлся донага.
Въ углу готовила иглу
Не старая карга.
И отъ корней волосъ до пятъ
По тѣлу ужасъ плелся:
А вдругъ уколомъ усыпятъ,
Чтобъ сонный раскололся?
Онъ, потрудясь надъ животомъ,
Сдавилъ мнѣ черепъ, а потомъ
Предплечье мнѣ стянулъ жгутомъ
И крови токъ прервалъ.
Я было взвизгнулъ, но замолкъ —
Сухія губы на замокъ.
А онъ кряхтѣлъ, кривился, мокъ,
Писалъ и ликовалъ.
Онъ въ ражъ вошелъ — знакомый ражъ,
Но я какъ заору:
«Чего строчишь? А ну покажь
«Секретную муру!»
Подручный, бывшій ѱѵхопатъ,
Вязалъ мои запястья —
Тускнѣли, выложившись въ рядъ,
Орудія пристрастья.
Я тертъ и битъ, и нравомъ крутъ:
Могу — вразносъ, могу — враскрутъ,
Но тутъ смирятъ, но тутъ уймутъ —
Я никну и скучаю.
Лежу я голый какъ соколъ,
А главный — шмыгъ да шмыгъ за столъ,
Все что-то пишетъ въ протоколъ,
Хоть я не отвѣчаю.
Нѣтъ, надо силы поберечь,
Ослабъ я и усталъ,
Вѣдь скоро пятки станутъ жечь,
Чтобъ я захохоталъ.
Держусь на нервѣ, начеку,
Но чувствую отвратно.
Мнѣ въ горло всунули кишку —
Я выплюнулъ обратно.
Я взятъ въ тиски, я въ клещи взятъ,
По мнѣ елозятъ, егозятъ —
Все вызнать, вывѣдать хотятъ,
Все пробуютъ на ощупь.
Тутъ не пройдутъ и пять минутъ,
Какъ душу вынутъ, изомнутъ,
Всю испоганятъ, изотрутъ,
Ужмутъ и прополощутъ.
«Дыши, дыши поглубже ртомъ!
«Да выдохни — умрешь!»
«У васъ тутъ выдохни — потомъ
«Наврядъ ли и вздохнешь!»
Во весь свой пересохшій ротъ
Я скалюсь: «Ну, порядки!
«У васъ, ребятки, не пройдетъ
«Играть со мною въ прятки!»
Убрали свѣтъ и дали газъ,
Доска какая-то зажглась,
И гноемъ брызнуло изъ глазъ,
И булькнула трахея.
Онъ стервенѣлъ, входилъ въ экстазъ,
Приволокли зачѣмъ-то тазъ...
Я видѣлъ это какъ-то разъ —
Фильмъ въ качествѣ трофея.
Ко мнѣ заходятъ со спины
И дѣлаютъ уколъ.
«Колите, сукины сыны,
«Но дайте протоколъ!»
Я даже на колѣни всталъ,
Я къ тазу лбомъ прижался;
Я требовалъ и угрожалъ,
Молилъ и унижался.
Но туже затянули жгутъ,
Вонъ вижу я — спиртовку жгутъ,
Всѣ рыжую чертовку ждутъ
Съ волосянымъ кнутомъ.
Гдѣ-гдѣ, а тутъ свое возьмутъ,
А я гадаю, старый шутъ:
Когда же раскаленный прутъ —
Сейчасъ или потомъ?
Шабашъ калился и лысѣлъ,
Потъ лился горячо.
Раздался звонъ, и воронъ селъ
На бѣлое плечо.
И воронъ крикнулъ: «Nevermore!» —
Проворенъ онъ и прытокъ, —
Напоминаетъ: прямо въ моргъ
Выходитъ залъ для пытокъ.
Я слабо поднимаю хвостъ,
Хотя для нихъ я глупъ и простъ:
«Эй! за пристрастный вашъ допросъ
«Придется отвѣчать!
«Вы, какъ васъ тамъ по именамъ, —
«Вернулись къ старымъ временамъ!
«Но протоколъ допроса намъ
«Обязаны давать!»
И я черезъ плечо кошу
На писанину ту:
«Я это вамъ не подпишу,
«Покуда не прочту!»
Но чья-то желтая спина
Отвѣтила безстрастно:
«А ваша подпись не нужна —
«Намъ безъ нея все ясно.»
«Сестренка, милая, не трусь! —
«Я не смолчу, я не утрусь,
«Отъ протокола отопрусь
«При встрѣчѣ съ адвокатомъ.
«Я ничего имъ не сказалъ,
«Ни на кого не показалъ, —
«Скажи всѣмъ тѣмъ, кого я зналъ:
«Я имъ остался братомъ!»
Онъ молвилъ, подведя черту:
Читай, молъ, и остынь.
Я впился въ писанину ту,
А тамъ — одна латынь.
Въ глазахъ — круги, въ мозгу — нули,
Проклятый страхъ, исчезни!
Они же просто завели
Исторію болѣзни.
|
II. Никакой ошибки.
На стѣнѣ висѣли въ рамкахъ бородатые мужчины —
Всѣ въ очечкахъ на цѣпочкахъ, по-ученому — въ пенсне, —
Всѣ они открыли что-то, всѣ придумали вакцины,
Такъ что я пока не умеръ только лишь по ихъ винѣ.
Докторъ молвилъ: «Вы больны,»
И меня заколотило,
Но сердечное свѣтило
Улыбнулось со стѣны.
Здѣсь не камера — палата,
Здѣсь не нары, а скамья,
Не подслѣдственный, ребята,
А изслѣдуемый я.
И хотя я весь въ недугахъ, мнѣ не страшно почему-то.
Подмахну давай, не глядя, медицинскій протоколъ!
Мнѣ пріятенъ Склифосовскій, основатель института,
Мнѣ знакомъ товарищъ Боткинъ — онъ желтуху изобрѣлъ.
Въ положеніи моемъ
Лишь чудакъ права качаетъ:
Докторъ, если осерчаетъ,
Въ мигъ упрячетъ въ желтый домъ.
Все зависитъ въ домѣ ономъ
Отъ тебя лишь самого:
Хочешь — можешь стать Буденнымъ,
Хочешь — лошадью его!
Умъ за разумъ не заходитъ у меня, повѣрьте слову.
Вопрошаю осторожно (не нарваться бъ на скандалъ!):
«Если бъ Кащенко, положимъ, легъ лѣчиться къ Пирогову —
«Пироговъ бы безъ причины рѣзать Кащенку не сталъ?..»
Докторъ мой не лыкомъ шитъ —
Онъ хитеръ и остороженъ.
«Да, вы правы, но возможенъ
«Ходъ обратный,» говоритъ.
«Вотъ палата на пять коекъ,
«Вотъ профессоръ входитъ въ дверь —
«Тычетъ пальцемъ: „Параноикъ,“ —
«И пойди его провѣрь!»
Хорошо, что васъ, свѣтила, всѣхъ повѣсили на стѣнку —
Я за вами, дорогія, какъ за каменной стѣной:
На Вишневскаго надѣюсь, уповаю на Бурденку —
Подтвердятъ, что не душевно, а духовно я больной.
Родъ мой крѣпкій, весь въ меня,
Правда, прадѣдъ былъ незрячій;
Шуринъ мой — бѣлогорячій,
Но вѣдь шуринъ — не родня!
«Докторъ, мы здѣсь съ глазу на глазъ —
«Отвѣчай же мнѣ, будь скоръ:
«Или будетъ мнѣ діагнозъ,
«Или будетъ приговоръ?»
Докторъ мой, и санитары, и свѣтила — всѣ смутились,
Заоконное свѣтило закатилось за спиной,
И очечки на цѣпочкѣ какъ бы влагою покрылись,
У отца желтухи щечки вдругъ покрылись бѣлизной.
И нависло остріе,
И поежилась бумага...
Докторъ дѣйствовалъ во благо —
Жаль, во благо не мое.
Но не листъ — перо стальное
Грудь пронзило, какъ стилетъ:
Мой діагнозъ — паранойя,
Это значитъ — пара лѣтъ!
III. Исторія болѣзни.
|
Вдругъ словно канули во мракъ
Портреты и врачи,
Жаръ отъ меня струился, какъ
Отъ доменной печи.
Я ѕлую ловкость ощутилъ,
Пошелъ, какъ на таранъ, —
И фельдшеръ еле защитилъ
Рентгеновскій экранъ.
И — горломъ кровь, и не уймешь —
Залью хоть всю Россію,
И крикъ: «На столъ его, подъ ножъ!
«Наркозъ! Анестезію!»
Мнѣ обложили шею льдомъ,
Спѣшатъ, рубаху рвутъ.
Я ухмыляюсь краснымъ ртомъ,
Какъ на манежѣ шутъ.
Я самъ себѣ кричу: «Трави!»
И напрягаю грудь.
«Въ твоей запекшейся крови
«Увязнетъ кто-нибудь.»
Я бъ могъ, когда бъ не глазъ да глазъ,
Всю землю окровавить —
Жаль, что успѣли мѣдный тазъ
Мнѣ вовремя подставить!
Уже я свой не слышу крикъ,
Не узнаю сестру.
Вотъ сладкій газъ въ меня проникъ,
Какъ водка поутру.
Цвѣтастый саванъ скрылъ и залъ,
И лица докторовъ,
Но я имъ все же доказалъ,
Что умственно здоровъ!
Слабѣю, дергаюсь и вновь
Травлю, — но иглы вводятъ
И льютъ искуственную кровь —
Та горломъ не выходитъ.
«Хирургъ, пока не взялъ наркозъ,
«Ты голову нагни.
«Я важныхъ словъ не произнесъ,
«Послушай, вотъ они.
«Взрѣзайте съ Богомъ, помолясь,
«Тѣмъ болѣе бойчѣй,
«Что эти строки не про васъ,
«А про другихъ врачей.
«Я легъ на сгибѣ бытія,
«На полдорогѣ къ безднѣ,
«И вся исторія моя —
«Исторія болѣзни.
«Я былъ здоровъ, здоровъ, какъ быкъ,
«Какъ цѣлыхъ два быка.
«Любому встрѣчному въ часъ пикъ
«Я могъ намять бока.
«Идешь, бывало, и поешь,
«Общаешься съ людьми,
«И вдругъ на столъ тебя, подъ ножъ, —
«Допѣлся, чортъ возьми!»
«Не огорчайтесь, милый другъ,»
Врачъ сталъ чуть-чуть любезнѣй.
«Почти у всѣхъ людей вокругъ —
«Исторія болѣзни.
«Все человѣчество давно
«Хронически больно,
«Со дня творенія оно
«Болѣть обречено.
«Самъ первый человѣкъ хандрилъ —
«Онъ только это скрылъ, —
«И искуситель боленъ былъ,
«Когда его прельстилъ.
«Вы огорчаться не должны —
«Для васъ покой полезнѣй,
«Вѣдь вся исторія страны —
«Исторія болѣзни.
«У человѣчества всего
«То колики, то рѣзи,
«И вся исторія его —
«Исторія болѣзни.
«Живетъ живое все быстрѣй,
«Все ѕлѣй и безполезнѣй —
«И наслаждается своей
«Исторіей болѣзни...»
|
1975 ‒ 1976 гг.
|